Комментатор НТВ-Плюс: «Уткин схватил рюмку водки и плеснул мне в лицо»

В понедельник стало известно, что комментатор Олег Пирожков покидает телеканал «НТВ-Плюс», отработав на нем более восьми лет. Кто-то удивится, но те новости, что были опубликованы по этому поводу на Sports.ru, становились одними из самых читаемых за день. По словам Пирожкова, его вынудил написать заявление по собственному желанию непосредственный начальник – главред спортивной редакции Василий Уткин. Сам Василий Уткин комментировать детали этого увольнения отказался.

По информации Sports.ru, работу Пирожкова на «НТВ-Плюс» оборвали зрители канала – точнее та ее часть, что проводит время на официальном форуме «НТВ-Плюс». В октябре на этом форуме была опубликована личная переписка Пирожкова с одним из пользователей сайта, где Олег хамил начальству, распускал сплетни про коллег и просил пользователей голосовать за него в рейтинге комментаторов – ежегодном интернет-конкурсе, результатам которого сотрудники «НТВ-Плюс» уделяет очень большое внимание.

Олег Пирожков все эти дни воздерживался от комментариев, но вчера дал большое и жаркое интервью Sports.ru, в котором объяснил, почему же ему пришлось уйти.

«Или по-плохому»

– День и час, когда вы поняли: пора увольняться с «НТВ-Плюс»?

– Да не было такого дня и часа... Не было. Еще к вечеру пятницы я не планировал увольняться с «НТВ-Плюс». Уйти – не мое решение. Оно мне навязано. Ситуация предельно проста: на меня было оказано давление, чтобы я покинул канал. Мне было сказано: «У тебя есть два пути. Уйти по-хорошему, то есть самому. Или по-плохому, то есть через череду скандалов. Выбирай». Товарищ Сухов в легендарном фильме заявил: «Лучше, конечно, помучиться». Но мне до красноармейца как до Китая пешком. Ко мне подвинули лист бумаги и ручку.

– Почему к вам эти лист и ручку подвинули?

– У нас не было разговора с Василием Уткиным, который расставил бы точки над i. Мне не было предъявлено никаких претензий. С меня не было затребовано никаких пояснений. Хотя когда я заходил в его кабинет, я догадывался, о чем может пойти речь. Я стал догадываться за несколько дней до этого.

У меня сразу по возвращении из грозненской командировки случилась довольно серьезная ангина. Уткин знал, что я болею, знал, что живу во время болезни не у себя на 2-й Останкинской, а на другом конце Москвы, но позвонил и потребовал: «Зайди ко мне завтра». «У меня постельный режим. Очухаюсь через несколько дней – приеду». «Нет, приезжай завтра. В поликлинику ездишь – и ко мне приедешь». «Хорошо». Пояснять, что я не езжу в поликлинику, а вызываю врача на дом, я не стал.

На следующий день пришла смс: «Приезжать не надо. Я занят, давай завтра». «Ок». Через 6 минут пришла еще она смс: «Нет, давай все-таки сегодня». Между этими смс я отменил такси, после второй – снова заказал. Мне надо было явиться к пяти часам. Уже на подъезде к телецентру, в 16.37, мне пришла смс, что приезжать не надо. Что мне оставалось? Сказал таксисту, чтобы поворачивал назад. Так я за 1500 рублей с высокой температурой покатался по Москве. Такому отношению я не удивляюсь, к такому обращению с собой я привык. Это часть уткинского стиля – и это, в общем, одна из главных причин, почему я потом написал в твиттере: «Я не вижу на канале для себя перспектив». Если к тебе не относятся по-человечески, о каких перспективах можно говорить? Есть люди более терпеливые, есть менее терпеливые. Но некий «предел насыщения» рано или поздно наступает. Неизбежно.

Встретиться мы смогли только на следующий день. Я зашел в кабинет, и Уткин мне сказал: «Думаю, ситуация предельно ясная. У тебя есть два пути…» Дальше – вы знаете.

– Вы и правда не понимаете, чем вызвано решение вашего босса?

– Догадываюсь. Скажем так, у меня есть четкая версия.

– Пожалуйста.

– На форуме «НТВ-Плюс» человек опубликовал фрагмент нашей с ним частной переписки, насколько я могу судить, двухлетней давности – 2011 год. Я не читал этот пост, его потерли, но со слов подруги знаю, что там были мои нелицеприятные, нелестные, критические высказывания об Уткине. По прошествии двух лет я не могу помнить точных формулировок, но думаю, они были достаточно жесткими. Учитывая, что это была частная переписка, выражений я не выбирал.

– Почему не выбирали?

– У моего тогдашнего – два года назад – состояния были серьезные причины. Тогда мне были предъявлены обвинения Уткиным в том, что я не хочу работать. И это было подкреплено намерением сделать определенные оргвыводы. Мне было сказано: «Ты отбываешь номер». Для меня такое обвинение – самое тяжелое. Обвинить в плохой работе – это одно, всегда может что-то не получаться. Но нежелание работать?! За эти 8 лет, думаю, я последний на канале, кто заслужил такие обвинения. Наоборот, я регулярно чувствовал недостаток работы. Мы как-то сидели: Тимур Журавель, режиссер Емеля Руднев и я. Я спрашивал: где я могу быть еще занятым, где я могу быть полезен и востребован? «Больше матчей комментировать? Тебе не дадут. Вести студии? Тоже». Затем я на полном серьезе, без всякого глума спрашивал у Емели, каков круг обязанностей ассистента режиссера.

– Недостаток работы – это вопрос недостатка денег?

– Нет, это вопрос реализации энергии. За восемь лет работы на «Плюсе» я ни разу не выпрашивал повышения зарплаты. Но я так устроен, что мне нужно много работать, чтобы чувствовать себя в тонусе. Я должен уставать, чтобы быть довольным работой. Так вот, я спросил... Выяснилось, что у ассистентов режиссеров довольно специфический график: если подписываться под него, совмещать это с комментариями матчей было бы очень непросто, и неизбежно возникли какие-нибудь затыки.

И вот мне было сказано, что я не хочу работать, что я отбываю номер! Я жил в 10 минутах ходьбы от телецентра. Мне в любой момент мог позвонить выпускающий редактор и сказать: «Комментатора нет! Срочно прибегай». Рекордное время звонка – 6 минут до игры. Четвертьфинал Лиги чемпионов. Я до сих пор помню: моя бывшая супруга поставила передо мной тарелку с жареной картошкой и котлетой. Я собирался вонзить вилку в котлету, и именно в этот момент раздался телефонный звонок. Матч должен был транслироваться в записи, но перед этим озвучиваться впрямую. Я выбежал сломя голову, но все равно, естественно, не успел к началу и уже позже озвучивал матч непосредственно в эфире.

Унижать людей

– Вам дали листок, чтобы вы превратили его в заявление об уходе, но ничего не объяснили. Почему вы не потребовали этих объяснений? 99 человек из 100 потребовали бы непременно.

– Потому что «предложение» мне было сделано в ультимативной форме. И, кроме того, я абсолютно не уверен, что эти объяснения я бы получил. Кстати, по поводу заявления. Уткин сказал: «Пиши его на имя главного редактора дирекции спортивных программ». То есть на имя Уткина. Вообще-то заявление об увольнении пишется на имя руководителя организации, главный редактор его только визирует. Василий Уткин является главным редактором больше трех лет – думаю, за это время он завизировал не одно заявление об уходе. Вряд ли он мог забыть об этом за пять минут. Вопрос: зачем он заведомо начал заставлять меня писать филькину грамоту? Естественно, эта бумага просуществовала всего несколько минут. Как только я вышел к секретарю, она сказала, что документ составлен не по форме – я переписал. Этот момент – один из самых загадочных. У меня есть на этот счет соображения.

– Даже не представляю – какие. Ну, забыл и забыл в порыве гнева.

– Три года визируя такие заявления, на четвертый он забыл?

– Мне точно не кажется это фантастикой.

– А мне вот кажется. Моя версия: возможно, изначально Уткин планировал нечто наподобие порки. Продержать меня в подвешенном состоянии пару недель, после чего, возможно, «помиловать», предварительно добившись какого-нибудь раскаяния – чтобы я умолял, увещевал, взывал и тому подобное... Уткину нравится унижать людей. Я восемь лет проработал с ним в одной компании и, поверьте, знаю, о чем говорю.

– Не знаю, как насчет раскаяния, но я понимаю мотивы вашего начальства: поливать кого-то за глаза – это глубоко неправильно.

– Да. Этого надо избегать не только потому, что это может где-то когда-то всплыть. Это просто неправильно само по себе – так же неправильно, как и пинать кошек или вытаптывать газоны. Но! Я хочу подчеркнуть, хотя и понимаю, что кем-то это будет истолковано не в мою пользу. Верите или нет, в данной конкретной ситуации я не раскаиваюсь. И я сказал об этом Уткину. Я, может, и рад был бы испытать этот катарсис и, склонив голову, промямлить: я тогда был не прав, а теперь вот прозрел и сам себе противен. Но я не раскаиваюсь, я не жалею. Потому что ту ситуацию (напомню, высказывания, о которых идет речь, относятся к 2011 году) создал не я.

Потому что тогда со мной обошлись по-предательски, предъявили нелепые, абсурдные и оскорбительные обвинения. Кстати, позднее ситуация изменилась – и намерения в отношении меня, о которых меня уже успели уведомить, не были реализованы. Но мне сполна дали насладиться ощущениями гигиенического тампона. Тогда, в частной переписке, я высказывался резко. Но я был внутри той ситуации, и мне было очень плохо и больно. Наверное, нужно было пойти в душ, включить воду на полную мощность и проораться как следует – вместо того, чтобы писать. Но мы все крепки задним умом.

– Вы сказали, что начальство проявляло к вам неуважение не раз. Когда еще, например?

– Не абстрактное начальство, а конкретный человек – Уткин. Иногда ему кажется, что шутит, хотя на самом деле это выглядит паскудно. Я не собираюсь здесь плакаться, поэтому приведу только один пример. Летом этого года мы как-то сидели компанией – я, Уткин, Микулик и Казанский. Это было в «Хинкальной» на Новом Арбате. Обычное застолье. Выпивали, но никто не был пьян в хлам: все были в сознании и твердой памяти – в частности, Уткин. Вечер протекал без малейших намеков на агрессию: обсуждали то лучших российских игроков за последние двадцать лет, то грузинскую кухню, то собак. На некоторое время каждый занялся своим делом: Казанский, кажется, разговаривал по телефону, Уткин думал о чем-то своем, пожевывая хачапури, а мы с Микуликом о чем-то заспорили. В разгар нашего спора – мы шутили, подкалывали друг друга – Уткин ни с того ни с сего вдруг схватил рюмку с водкой (она смахивала на фужер, но там всем такие подают) и плеснул мне в лицо. Я захлебнулся: спиртное все-таки, тем более, попало в глаза, в нос. Когда отхаркался, откашлялся и очухался, Уткин нагнулся ко мне и похлопал по спине: «Если бы ты так же сделал со мной, я бы не обиделся. Вот и ты не обижайся». Он так «пошутил», понимаете? Барин изволили развлечься... Я позже думал, что мне тогда в ответ нужно было взять графин и пи###нуть ему по башке.

– Почему же вы так не сделали, Олег? Побоялись быть уволенным?

– Наверное, да. Я сейчас мог бы изображать выпускницу Смольного института и говорить, что не сделал этого в силу своего природного воспитания. Но это было бы неправдой. Или в лучшем случае осьмушкой правды. Я не сделал то, что, наверное, должен был сделать как мужик. Смалодушничал.

Я еще раз подчеркиваю: Уткин поступил так совершенно безмотивно. И он не был пьян настолько, чтобы не отдавать отчет своим поступкам. Ну вот представьте: человек объясняет, почему Мостовой лучше Аршавина, через пару минут плещет водку в лицо собеседнику, а еще через пару минут вспоминает о своих встречах с Карпиным в молодости на базе в Новогорске. Сюр. Но для него это нормально. Я говорил пять минут назад и готов повторить вновь: Уткин получает удовольствие, унижая других. Если это происходит прилюдно, если есть аудитория – удовольствие, надо полагать, удваивается. Повторюсь, я достаточно насмотрелся на это за восемь лет. И нахлебался такого отношения досыта.

– Вы говорите, что Василий Уткин любит унижать людей. А вы точно не обобщаете? Я проработал на «Плюсе» полтора года, убедился, что у Василия сложный характер и не всегда смешные шутки, но, чтобы он кого-то унижал, не помню. Может, это история именно ваших с ним отношений?

– Я уверен в том, что только что сказал. Этих историй – как правило, бытовых, но не только бытовых – за те восемь лет, что я работал на «Плюсе», накопилось немало. Уверен: те, кто «в теме», меня понимают. Но заниматься тщательным развешиванием чужого грязного белья я не хочу и не буду. Я не знаю, каким он был раньше – в 90-е, в начале нулевых. Мне говорили, что с годами он сильно изменился. Я это вполне допускаю: слишком много факторов наслоилось. Даже за последние несколько лет.

Рейтинг

– Я слышал, что то ли до, то ли после увольнения у вас случился конфликт с комментатором Владом Батуриным.

– У меня не было никакого конфликта с Владом, это все домыслы.

У меня в определенный момент испортились отношения с группой пользователей форума «НТВ-Плюс». Раньше эти отношения были приятельские, мы виделись вне сети, общались. Это серьезный урок: сблизиться с ними было большой ошибкой. И дело не в том, что они оказались подлецами, которые выкладывают личную переписку на всеобщее обозрение или говорят публично заведомую ложь. Увы, в представлении определенной части футбольных болельщиков в поведении публичного человека есть только два мотива: если он с ними общается – значит, заискивает, если не общается – значит, он высокомерный звездун. Я не говорю, что так мыслят все. Но это распространенный стереотип, с которым мне довелось столкнуться лично и о котором мне рассказывали коллеги. Я для себя сделал вывод: лучше не общаться вовсе. Говорят, что на собственных ошибках учатся дураки. Что ж, пусть будет так. Но я был бы дважды дураком, если бы проигнорировал этот опыт.

Так вот один из пользователей, с которым мы поругались, как-то раз взял и написал на плюсовском форуме: «А, оказывается, Батурин хороший мужик и комментатор. А не такое чмо, каким описывал его нам Пирожков». Детали написанного я не хочу конкретизировать, потому что в данном случае мы затрагиваем Батурина, который ни в чем не виноват – в частности, не виноват в том, что я выбрал плохих людей в приятели. Но я говорю как на духу: это ложь, ничего подобного я не произносил.

– Давайте конкретизирую я. Вы якобы рассказывали в кругу пользователей, что Влада Батурина не ставят на вечерние матчи, потому что он пьет, и руководство боится, что он уснет прямо в эфире. Я слышал, что Влад Батурин, который между прочим вообще не пьет, вас после этого чуть не убил. Все так и было?

– Нет. Повторяю: я не говорил ничего подобного о Батурине. За восемь лет совместной работы я вообще ни разу не видел этого человека со спиртным в Телецентре. Ни в рабочее время, ни в нерабочее. Никогда! Я мог выпить бутылку пива в обед, если репортаж поздно вечером – а он даже такой малости себе не позволяет. И мне неприятно, что сейчас приходится упоминать о нем в таком контексте. Потому что он вообще ни при чем и потому что я чувствую себя виноватым перед ним – пусть косвенно, но виноватым. Если бы я был более разборчив в знакомствах, этой бредятины не было бы.

По поводу «хотел меня убить» – после этой истории мы с Владиславом неоднократно виделись, здоровались, нормально общались. Накануне командировки в Грозный он мне звонил, спрашивал, как там и что. Я говорил ему: «Если у тебя есть какие-то вопросы или претензии ко мне – давай обсудим, я готов». Но мы всякий раз встречались на бегу и так не поговорили. И я до сих пор готов к такому разговору – и даже хочу, чтобы он состоялся. Ну, а если бы он действительно хотел меня убить, думаю, он бы нашел для этого время.

– Еще одна штука, которая стала про вас известна: во время того самого общения с пользователями вы очень настойчиво просили их голосовать за себя в рейтинге комментаторов – ежегодном голосовании зрителей «НТВ-Плюс», результатам которого комментаторы придают очень большое значение. Просили?

– Да. Не умолял, разумеется – но факт таких бесед отрицать не буду. Это правда. И это все тот же 2011 год. Исходя из того, что мне было заявлено Уткиным про нежелание работать, я испытывал опасения по поводу своего будущего. И делился этими опасениями с пользователями. Я сказал: если мне бросают такие упреки, то следующим шагом может быть непродление контракта, но для него должны быть какие-то основания – более или менее веские. Профессиональные претензии ко мне предъявить тяжело: я комментатором очень высокого класса. Мне показалось: аргументом, чтобы сказать «Ты больше не тянешь», может стать мое низкое место в этом рейтинге – тем более, что Уткин обращал внимание на этот проект, дал согласие на присвоение голосованию имени Маслаченко и неоднократно публично подчеркивал его важность.

Я поделился этими соображениями с пользователями. Одним из них был тот, кто этот конкурс когда-то и придумал. Мне самому теперь интересно, кто первый – я или кто-то из моих собеседников – высказал идею: давайте сагитируем людей, чтобы они поставили меня повыше, хотя бы в десятку. Не факт, что это был именно я – но, во всяком случае, я не отказался, я воспринял и поддержал эту идею, это было сделано с моего согласия. Насколько я знаю, они писали людям в личных сообщениях: «Надо бы помочь человечку». Кто-то говорил: «Да, ОК», кто-то: «Нет».

Это – правда, и я не собираюсь от нее отказываться и изворачиваться. Но, знаете, я не вижу здесь какого-то криминала. Криминал был бы, если бы я просил подтасовать уже полученные результаты, переправить реальные цифры на вымышленные. Людям ничем не угрожали, им не предлагали денег или каких-то подарков. Им говорили «спасибо». Это была предвыборная агитация, не более. И мое отношение к этой истории предельно простое: гордиться нечем, но и стыдиться нечего.

– Какое место вы в итоге заняли?

– Восьмое. Я на протяжении всех пяти лет существования этого опроса находился в районе 8-11 мест. Без всякой агитации. Просто тогда, в 2011-м, мне казалось важным попасть в десятку. Вот и подстраховался на свою шею. Глупый поступок, в общем-то. Но это я сейчас понимаю.

Развод

– Мне показалось, что в 2012 году вы изменили стиль комментария. Раньше вы были очень консервативны, а тут вдруг стали жечь. Как будто рубильник переключили. Мне кажется?

– Вы не единственный, кто так говорит. И я солгу, если скажу, что сам не заметил изменений. Но это не было сознательным переключением рубильника. Это естественный процесс, более житейский. Я развелся. Последние полтора года семейной жизни приносили мне больше негативных эмоций, чем позитивных. Это был эффект свежачка – почувствовал себя свободным, это отразилось на поведении и в частности – на манере ведения репортажа. Я будто протер запылившийся экран монитора – и увидел больше ярких красок.

– Почему ваш брак не сложился?

– Мы были женаты четыре года. Сложно сказать... Видимо, устали друг от друга. Правда в том, что три года спустя мы были мало похожи на самих себя – тех, кто бегом бежал в загс. Это наша общая вина и соответственно общая беда. У нас разница в возрасте – десять лет, но я уверен на 99 процентов, что вовсе не это стало причиной разрыва. После того как мы подали заявление на развод, как и все, должны были месяц подождать. Супруге этот месяц надо было доработать на старом месте, поэтому она продолжала жить у меня. Чуть ли не каждый вечер мы разговаривали, пытаясь понять: почему мы к этому пришли? Некоторые из таких разговоров, особенно ближе к дате расставания, заканчивались слезами. Нам обоим от этого было плохо, но мы понимали: все ушло.

Я понимал. Это было мое решение, моя инициатива. Супруга несколько раз пыталась меня переубедить. Впервые – спустя полчаса после того, как я сказал ей о своем желании расстаться. В последний раз – менее чем за неделю до того, как нам в паспортах официально поставили «разводные» печати. Жаль, что так вышло... В какой-то момент я стал воспринимать семейную жизнь как рутину, стал обращать мало внимания на человека – никому, особенно женщине, это не нравится. У нее стало накапливаться раздражение, это стало выливаться в череду мелких размолвок. А когда поводом для ссоры может стать не выключенный свет в ванной, ты понимаешь, что отношения дошли до ручки. Основная вина – на мне.

Она приходила с работы, мы обменивались дежурными новостями, а дальше я мог уткнуться в интернет и сидеть на спортивных сайтах, она в это время смотрела сериал. Это неправильно. Но при этом все происходит как во сне, когда ты понимаешь, что нужно бежать, но почему-то ноги не бегут. И на следующий день повторяется то же самое.

– Вы общаетесь сейчас?

– Нет. Это не плохо и не хорошо – это данность. Если у людей были отношения, больше, чем дружба, довольно сложно потом оставаться друзьями. Се ля ви.

Националист

– Как бы описали свой стиль общения в соцсетях?

– Думаю, что он резко отличается от того, что было года три назад. Считаю, что мне пора прекратить общение в соцсетях, потому что оно превращает меня в социопата. По крайней мере, в глазах людей, которые могут читать это со стороны. А социопатом я не являюсь ни в коем случае. Те, кто общается со мной в реальной жизни, и те, кто со мной работал, это подтвердят.

– Я про то же. У вас образ интеллигентного человека, но когда я открываю ваш твиттер, особенно ту часть, где вы переписываетесь с читателями с юга, то вижу: «Закрой пасть, хамло», «Проваливай в жопу, скотина». Что с вами происходит, когда вы залогиниваетесь в твиттере?

– Это вполне конкретная история – после матча «Динамо» – «Анжи». Я посылал не дагестанцев, а оборзевших хамов – мне не было дела до их национальности. Если выстроить в шеренгу всех мудаков, которые писали мне в твиттер, русских там будет процентов 90. Поэтому «национальный момент» я бы просил отмести сразу.

– Хорошо, тогда мой следующий вопрос («Были ли вы в воскресенье в Западном Бирюлево?») я не буду задавать.

– Я там сроду не бывал. А вот в Грозном недавно был. Вернулся оттуда с контактами четырех человек, новых знакомых, с которыми прекрасно общался, и которые теперь зовут меня в гости. Все – чеченцы, естественно: русских там, скажем так, очень немного. У меня нет никаких проблем во взаимоотношениях с людьми с Кавказа. Когда в твиттере меня какой-то дурачок назвал «нацистом», то первым, кому я об этом написал, был Адам Зубайраев из Грозного, он работает в «Тереке». И он в ответ сильно смеялся.

Я счастлив быть русским, я горжусь тем, что я русский. Ну, назовите меня националистом, если хотите. Но я считаю, что националист – это тот, кто любит свою нацию, а не тот, кто ненавидит другие народы. Если ты, будучи русским, не бухаешь и не воруешь, воспитываешь духовно и физически здоровых русских детей – ты имеешь право назвать себя националистом. А если ты «раздавил банку» и отправился в переулок, чтобы отметелить там какого-нибудь мигранта – ты не националист, ты шпана. На «Плюсе» очень интернациональный коллектив – и это прекрасно, это удача. Примерно год назад мы с ребятами сидели в кафе на первом этаже телецентра и я вдруг понял: нас за столом шестеро, но русский я один, остальные – пяти разных других национальностей. Я сказал об этом ребятам, и мы вместе решили, что это клево. Тем более, что у нас в целом общая ментальность. Я очень люблю общаться с людьми других народов. Когда мы с подругой зимой были в Южной Америке, я любую минуту использовал для общения с местными жителями: мне это интересно, это как будто новый мир для себя открывать.

А по поводу болельщиков «Анжи» – что я им должен был писать? Я написал, что пенальти в ворота их команды на последней минуте в той игре был чистым (позже это признали все, включая Хиддинка). На это мне ответили: «Ты мразь. Ненавидишь кавказцев. Приезжай на Тверскую, я тебе сломаю спину, как ломал ее таким, как ты». Зашел на его страничку – там была очаровательная бородатая рожа в футболке «Ювентуса». Я, кстати, заметил: люди, которые живут непосредственно в Дагестане, в массе своей гораздо более адекватные, чем многие из тех, кто приехал оттуда и живет в Москве, Питере, других больших городах.

– Знаете, когда я отписался от вас в фейсбуке? Когда вы кому-то в комментариях написали: «Ты будешь расстрелян из ануса». Я и сам люблю ругаться, в том числе матом, но это мне показалось пиком пошлости и безвкусицы. Вы были пьяны, когда это писали?

– Скажу сразу: все грубости, которые у меня появлялись, были написаны на трезвую голову. Я абсолютно разделяю вашу оценку. Это недопустимая пошлость, возможно, это самая позорная вещь, которую я когда-либо писал. Мне стыдно за это. Я даже не считаю возможным искать этому какие-то оправдания. Тем более, что это было сказано не в запале, не в ярости. Хорошо, что собеседником был интеллигентный, умный человек: он сделал вид, что ничего не заметил, и на следующий день при встрече мы нормально общались.

Геннадий Сергеевич

– Самый счастливый день Олега Пирожкова на «НТВ-Плюс»?

– По эмоциям – день, когда я вошел в тройку победителей конкурса комментаторов и получил контракт на канале. По работе – было много доброго и приятного. На «Плюсе» очень хороший коллектив…

– Хороший? Если слушать про ваши взаимоотношения с Василием Уткиным и следить за перестрелками в твиттере между некоторыми коллегами, реплике про хороший коллектив как-то тяжело поверить.

– Люди не могут быть роботами. Не вижу ничего дикого в том, чтобы перехлесты эмоций случались в коллективе из 30 с лишним амбициозных мужиков. Этот коллектив сродни артистический труппе какого-нибудь театра – пусть, может быть, и самодеятельного. Вот я предпочитаю называть вещи своими именами. Если я считаю, что человек мудак, я так и говорю.

– Сколько раз вы называли мудаками кого-то из коллег?

– Дважды. При этом в обоих случаях я не услышал ответного оскорбления. И с обоими людьми мы впоследствии нормально общались, а один из них сейчас написал мне слов поддержки больше, чем кто бы то ни было. И было еще несколько случаев, когда в разговоре на повышенных тонах я позволял себе крепкие выражения. И после мы быстро мирились. Для меня это означает простую вещь. Коллектив, в котором я все эти годы работал – он лучше, чем я сам. Уткина в пятницу, выходя из его кабинета, я тоже назвал. Но это было слово корректнее, чем «мудак».

А по поводу приятных эмоций, связанных с работой на «НТВ-Плюс» – их было действительно много. Чаще всего – после того, когда понимал, что удачно провел репортаж. Или когда слышал приятные отклики. Например, после четвертьфинала Копа Америка-2011 Сереге Акулинину позвонил Геннадий Сергеевич Орлов и сказал, что он восхищен тем, как Пирожков отработал Бразилия – Парагвай. Тут такое дело... В представлении определенного количества людей, которые являются футбольными болельщиками или считают себя таковыми, Геннадий Сергеевич – одиозная фигура. Так уж сложилось. На мой взгляд, эти люди глубоко заблуждаются. Это профи, человек гигантского опыта и широкого кругозора, великолепный рассказчик. И, кроме того, я не знаю, сколько я готов был бы заплатить, чтобы иметь такой же голос, как у него…

Еще как-то в лифте встретил Виктора Гусева. Он сказал, что ему нравится моя работа. Меня это очень воодушевило, потому что Гусев – это голос моей юности. Я считаю его очень драматичной фигурой. Годы его наиболее активной практики пришлись на постоянные провалы наших футболистов и хоккеистов. Думаю, что, к примеру, Николай Озеров сделал очень много для популяризации хоккея в нашей стране, но он наверняка говорил спасибо людям, которые выигрывали титул за титулом в период его активной комментаторской работы. Он был голосом победы, он с этими победами ассоциируется. У Виктора Гусева все наоборот, хотя это один из самых больших профессионалов в нашей профессии.

Сильнее

– Что вы будете делать дальше?

– Не знаю. Если человек планирует уход, он заранее ищет, куда уйти. Я зашел в кабинет Уткина в пятницу в 17.27. Ни в 17.25, ни в 17.26 я еще не собирался увольняться. Я все еще болею, это осложнения после ангины. И я говорю только пятый день – до этого я около двух недель вообще не разговаривал. Когда приду в себя, буду думать, что делать дальше. А пока – не знаю.

– Вы готовы к тому, что вам придется работать не комментатором?

– Да. Потому что рынок комментаторского труда узок. Мало компаний, где я даже теоретически могу быть нужен как комментатор. С пятницы мне позвонили и написали более десятка коллег из тех, с кем я работал вместе на «Плюсе». Многие спрашивали: «Но ты же останешься в профессии?», – имея в виду конкретно профессию комментатора. А я не вижу ничего страшного в том, чтобы уйти из этой профессии. Я безумно люблю ее, она очень многое для меня значит – но не всегда в жизни все складывается наилучшим образом. Мне бы очень не хотелось уходить из спортивной журналистики – это да. Хоть у меня два диплома – юриспруденция и политология. Время прошло, это правда, но восстановить навык не так уж сложно, тем более если не ставить себе целью прошагать прямой наводкой из Телецентра на работу в Генеральную прокуратуру. Повторюсь, комментаторское ремесло мне очень близко и дорого, но оно не составляет смысл моей жизни. Смысл жизни человека – быть счастливым и по возможности делать счастливыми людей вокруг.

Но я не написал бы заявление об увольнении с «Плюса», если бы меня не принудил к этому Уткин. Хочу быть понятым правильно: я не считаю этого человека каким-то монстром или исчадием ада. Он умен, когда-то был отличным комментатором и привнес свежую струю в профессию, он способен на широкие и благородные поступки, очевидно, умеет дружить и быть терпеливым и внимательным по отношению к тем, кто ему по каким-то причинам близок. За эти восемь лет были ситуации, когда он подставлял мне плечо и морально поддерживал. И я это помню. Но я так и не смог привыкнуть к этим необъяснимым перепадам настроения и проявлениям бытового хамства…

– «Когда-то был отличным комментатором». То есть, по-вашему, сейчас Василий уже не отличный комментатор?

– Сейчас это зажигалка, в которой горючего осталось на самом донышке. Время от времени – два, максимум три раза в год – она еще находит в себе силы вспыхивать. Но с каждым годом язычок пламени все меньше. Мы в данном случае говорим не о производственной кухне, а о профессии – поэтому я, в принципе, мог бы аргументированно и с примерами рассуждать на эту тему часа полтора. Но пинать одряхлевшего льва – не самое благородное занятие. Все и так все прекрасно понимают. И сам Уткин в том числе…

Так вот – почти все звонки и смс, которые я получал после увольнения, заканчивались словом: «Держись». По-человечески понятная и очень трогательная реакция, но я пытался мягко объяснить: я не сижу в комнате, окруженный пустыми бутылками из-под водки, и не бьюсь головой об стену. Весной 2011 года, когда я думал, что могу лишиться этой работы, мне это казалось ужасным, немыслимым, я был подавлен, это было состояние, которое можно назвать депрессией. Сейчас ничего подобного нет.

Да, я уже говорил, что не видел на «Плюсе» достойной перспективы. Уткин как главный редактор определяет ключевые назначения. Есть люди, на которых он делает ставку – это нормально, как в хоккейной команде: у кого-то больше игрового времени, у кого-то меньше; кого-то выпускают на реализацию большинства, кого-то – нет. Я не вправе давать оценку его производственным предпочтениям. Тем более, что все люди, на которых делается ставка, ответственно и старательно работают – никто не садится в сторонку и не закуривает сигару.

Но я вижу матчи, которые, как правило, работаю я. Их не назовешь топовыми, если не считать некоторые игры итальянского чемпионата. Тем не менее, сейчас визитная карточка «Плюса» в футбольном смысле – это чемпионат России. И я вижу, что за матчи я комментирую в этом чемпионате. Они те же самые, что были и год, и два, и три, и четыре назад. За все эти годы я комментировал только один матч российской команды в еврокубках – это «Анжи» – «Удинезе» в Лиге Европы. Должен был работать еще пару матчей на групповой стадии нынешних Лиги чемпионов и Лиги Европы – но один пропустил из-за болезни, а другой... Понятно. За 8 лет я один раз выезжал в зарубежную футбольную командировку, чтобы прокомментировать матч: «Ювентус» – «Бавария» в апреле этого года.

– Вы считаете, что в этом нет вашей вины?

– Я считаю, что мой профессиональный уровень гарантированно давал мне возможность претендовать на гораздо большее.

– Возможно, людей с таким уровнем, топовых комментаторов на канале слишком много?

– Я знаю, что я топовый по уровню. Может, для кого-то это и прозвучит как бахвальство... Но я знаю, что это так. И, разумеется, это не только моя собственная оценка. И я вычитал это не в каментах в соцсетях. Я топовый по уровню – но не топовый по статусу. И никогда не стал бы таковым. Но с этим осознанием можно трудиться. Я люблю футбол, и для меня каждый матч – это как маленькая жизнь, которую интересно прожить за полтора-два часа.

– Вы хотите сказать, что как комментатор вы не слабее, скажем, Черданцева и Андронова?

– Я сильнее.

– В чем?

– В совокупности профессиональных достоинств. Прежде всего тем, что я очень стабилен. У меня не бывает провальных репортажей. Не-бы-ва-ет. Я готов произнести это при любой аудитории, в любом месте. У меня, как и у любого из нас, бывают перепады формы,