Михайленко: «Павлов, Сабо и Лобановский — люди абсолютно разные»

Бывший игрок «Днепра», киевского «Динамо» и национальной сборной Украины Дмитрий Михайленко в эфире программы «Один на один с Гамулой» на канале «Футбол» рассказал о своей карьере и открыл неизвестные факты своей футбольной биографии:

- Расскажи о своем старте в большом футболе.

- Я прекрасно помню момент, когда я дебютировал за «Днепр». Это был март месяц и первая игра, в которой меня ставят – это матч с киевским «Динамо», тогда там играли много именитых футболистов: Демьяненко, Яковенко, Юран, Саленко. А мне было всего семнадцать лет, и я до сих пор не знаю, как Евгений Мефодьевич Кучеревский доверил мне место в составе. Тогда я еще в школе учился, и как сейчас помню, что после этой игры на трамвае ехал в интернат, так как жил там.

Сама игра прошла в каком-то тумане, сыграл тогда минут семьдесят. И от этого был очень счастлив, потому что сбылась моя мечта. В то время и подумать не мог, что все сбудется настолько рано, будучи учеником 11-гокласа.

Все получилось спонтанно, было зимнее межсезонье, и самых талантливых ребят с интерната взяли на просмотр в дубль. Все стали в шеренгу, а у меня тогда была большая грива на голове, и на ногах смешные здоровенные бутсы. Мефодьевич подошел ко мне и в пол оборота спрашивает у своего помощника – «А это что за чудо лохматое?», а помощник ему – «Та какой-то самородок с интерната». После нескольких тренировок меня определили в дубль, а там я забил мяч, и через две игры Кучеревский поставил меня в основной состав. Это было настолько стремительно, что я не понимал, что происходит.

- Что для тебя значит работа с Лобановским?

- Когда Лобановский вернулся в «Динамо», то на следующий день у него были собеседования с каждым футболистом. Он меня спросил, на какой позиции мне лучше играть, а потом сказал, чтобы я готовился к следующему сезону. Валерий Васильевич всегда говорил взвешенно, уверенно и немного. Если сравнивать его с Йожеф Йожефовичем Сабо, то это большой контраст. Йожеф Йожефович говорил много, говорил эмоционально. У Лобановского было по-другому, он всегда был спокоен и практически никогда не повышал голос.

Плюс у него было совсем другое качество тренировок и как следствие – рост футболистов. Существовало особое требование: все должны были и атаковать и отбирать. А кто этого не делал, уходил из команды. Избранных не было, и в этом все отличие. Многие стали очень сильно прибавлять: тот же Шевченко, Ребров, Лужный. Люди стали выходить на другой качественный уровень.

Тогда собралась команда, которая полностью доверяла тренеру и верила в общее дело, и ко всему этому у нас был прекрасный коллектив. Все это было подкреплено результатами, и не только в национальном Чемпионате. Пришли успехи в Лиге чемпионов – мы обыграли «ПСВ», обыграли «Барселону», и все поняли, что мы можем, и если мы тяжело работаем, то будем побеждать.

Хотя тренировочный процесс особо не менялся, все то же сохранилось. Здесь играл роль масштаб личности.

- Но если посмотреть на статистику, то при Валерий Васильевиче играть ты стал меньше.

- Он мне доверял поначалу, первых полгода я играл, а потом на этой позиции он раскрыл Андрея Гусина. И если посмотреть объективно, то я ему конкуренцию проигрывал. Мне было тяжело, наверное, я где-то сломался психологически еще при Сабо, потерял уверенность. Я помню эти крики на пустом «Олимпийском», он заводил Лужного, меня, и это повлияло. Ты как бы пытаешься что-то сделать, но уверенности уже нет. Хотя Йожеф Йожефович сам по себе добрый, но эта доброта подавалась своеобразными методами. Помню ситуацию с Лужным, когда тот вел мяч, а тренер кричал и подсказывал куда отдать, Олег остановился и сказал – «Йожеф Йожефович, может вы вместо меня играть выйдете?». То есть это раздражало, оно на всех влияло и уверенность ушла.

У меня есть опыт работы с абсолютно разными людьми: у меня есть перед глазами Николай Петрович Павлов, Йожеф Йожефович Сабо, Валерий Васильевич Лобановский – люди абсолютно разные, они все личности, абсолютно по-разному идут к цели, по-разному мотивируют. И я на своем опыте убедился что лучше, а что хуже.